Интервью с Куртом Кобейном после концерта в Aragon Ballroom - Rolling Stone 27 января, 1994
Поделиться

:::: Интервью с Куртом Кобейном после концерта в Aragon Ballroom 25 октября 1993 года
Rolling Stone 27 января, 1994
by David Fricke

Растрепанный, без рубашки, Курт Кобейн останавливается на полпути в гримёрку Чикагского зала Aragon Ballroom, предлагает посетителю глоток чая и говорит ничего не выражающим голосом: "Я действительно рад, что вы смогли посодействовать самому дерьмовому концерту тура".

Он прав. Сегодняшний концерт - спустя неделю после начала первого американского тура Нирваны за два года - действительно был ужасен. Глухая акустика зала превратила даже такие оглушительные бомбы как "Breed" и "Territorial Pissings" в тягучий пудинг; Кобейна весь вечер изводили проблемы с гитарой и монитором. На этом фоне были и светлые проблески: хриплые вопли Кобейна, разносящиеся чудовищным эхом в напряженном, взрывном припеве "Heart-Shaped Box", короткий сногсшибательный "Sliver", подогретый игрой приглашенного гитариста Пэта Смира. "Smells Like Teen Spirit" не сыграли, и когда в зале зажегся свет, тут же начался громкий свист недовольной толпы.

В соответствии с мифом, созданном в прессе о Кобейне - "злобный, недовольный шизофреник, вечно на грани нервного срыва" - 26-летний певец и гитарист по идее должен был уволить звукооператора, отменить это интервью, запереться в отеле и надуться. Вместо этого он проводит оставшееся свободное время за сценой, играя со своей дочкой, годовалой Фрэнсис Бин, прелестной светловолосой красавицей, которая расхаживает по гримерке, одаривая улыбкой каждого на своем пути. Позднее в отеле, вооруженный ничем более крепким, чем пачка сигарет и две маленькие бутылки воды Evian, Кобейн пребывает в задумчивом настроении. Он изо всех сил старается объяснить, что успех на самом деле не так уж отстоен - по крайней мере, не так, как был раньше - и что он вполне доволен своей жизнью. С каждым днем все более и более.

"Все произошло так быстро", - рассказывает он о своем первом кризисе доверия, последовавшем за оглушительным успехом Nevermind. - "Я не знал, что делать со всем этим. Если бы существовал курс "101 урок для рок-звезды", я бы хотел пройти его. Он мог бы мне помочь. Я постоянно вижу в некоторых журналах строчки типа: "Стинг, защитник окружающей среды" и "Курт Кобейн, плаксивый, недовольный, невротичный, озлобленный парень, который ненавидит всё и всех, ненавидит славу и собственную жизнь". Но я никогда не был так счастлив, как сейчас. Особенно эту последнюю неделю, потому что концерты проходили очень хорошо - не считая сегодняшнего. Я намного счастливее, чем многие думают".

Путь к счастью был тернист. Выход в свет In Utero, долгожданного последователя Nevermind, сопровождался изменениями в последнюю минуту названия и треков, а также публичной стычкой между группой, ее лейблом DGC и продюсером Стивом Альбини по поводу коммерческого потенциала альбома. Супружеская жизнь с Кортни Лав также снова засветилась в прессе в июне этого года, когда полиция Сиэтла арестовала Кобейна за предполагаемую бытовую драку. Полиция обнаружила три ружья в их доме, но обвинение не было предъявлено, дело было закрыто. В этом году Кобейн также прояснил ситуацию с обросшей слухами героиновой зависимостью, заявив, что он принимал героин - по крайней мере частично - чтобы заглушить сильную хроническую боль в желудке. Или, как он выразился в этом интервью, "занимался самолечением". Сейчас он завязал, и благодаря новому лечению и хорошей диете, его пищеварительный тракт находится на пути к выздоровлению.

"Я никогда не хотел петь", - настаивает Кобейн. - "Я просто хотел играть на ритм-гитаре - спрятаться сзади и просто играть. Но в течение последнего года в школе, когда я играл на гитаре в своей комнате, я почувствовал, что должен писать собственные песни".

Долгое время после того, как Нирвана катапультировалась из рядов подопечных Sub Pop в разряд гранж-богов, Кобейн не мог определиться, является ли его талант благословением или проклятием. В конце концов он решил, что это и то и другое одновременно. Его беспокоит, что люди воспринимают его скорее как идола, чем как музыканта, и боится, что In Utero - последнее воплощение звука Нирваны, кристаллизованного в Smells Like Teen Spirit. Кобейн по-прежнему с глубоким недоверием относится к музыкальному бизнесу, но говорит, что полностью изменил свое отношение к косящей под панков аудитории Нирваны. "Сейчас я более спокойно к ним отношусь", - говорит Кобейн, почти извиняясь. - "Я все расставил по местам, понял, почему они здесь, почему мы здесь. Я больше не нервничаю, когда вижу этих усатых неандертальцев, выживших из ума, в жопу пьяных, подпевающих нам на Sliver. Это просто удивляет меня, не более того".

"За последние полтора года я освободился от давления", - говорит Кобейн с заметным облегчением в голосе. - "Я даже как-то зачарован этим". Он перечисляет причины своего удовлетворения: "Выпуск альбома. Семья, ребенок. Встреча с Уильямом Берроузом и совместная запись с ним. Мелочи, незаметные и неважные для других. И группа имеет к этому большое отношение. Если бы не группа, ничего этого бы не было. Я действительно благодарен, и с каждым месяцем становлюсь все более оптимистичным. Надеюсь только", - продолжает он, ухмыляясь, - "что не стану настолько счастливым, что мне станет скучно. Думаю, я всегда буду достаточно невротичным, чтобы делать нечто странное".

RS: Что пошло не так сегодня? Вы ушли, не сыграв Smells Like Teen Spirit. Почему?

KC: Это было бы слишком. Я даже не помню соло для Teen Spirit. Я каждый раз по 5 минут сижу в гримёрке и разучиваю соло. Но мне это неинтересно. Я не знаю, лень это или что. Мне по-прежнему нравится играть Teen Spirit, но это уже почти недоразумение - играть ее.

RS: Почему? Тебя все еще напрягает ее неимоверный успех?

KC: Да. Все зациклились на этой песне. Она вызывает такую реакцию у людей потому, что они видели ее на MTV миллион раз. Ее вколотили им в мозги. Мне кажется, у нас есть много других песен не хуже, если не лучше этой. Например, Drain You. Она точно не хуже. Там хорошие слова, и мне никогда не надоедает играть ее. Может, если бы она была так же популярна, как Teen Spirit, она бы мне так не нравилась. Но я едва ли могу осилить Teen Spirit, особенно когда концерт настолько плохой, как сегодня. Я буквально хочу швырнуть гитару на пол и уйти. Я не могу притворяться, что получаю удовольствие, играя эту песню.

RS: Но наверное, ты получал удовольствие, когда писал ее.

KC: Мы репетировали около трех месяцев. Мы ожидали подписания контракта с DGC. Дэйв и я жили в Олимпии, а Крист жил в Такоме. Мы ездили в Такому каждый вечер на репетиции, пытались писать песни. Я хотел написать абсолютно попсовую песню. Я попросту хотел скопировать Pixies. Должен признать это (улыбается). Когда я их впервые услышал, они мне настолько понравились, что я хотел играть в их группе - или по крайней мере создать кавер-группу Pixies. Мы переняли их восприятие динамики, чередование мелодичного и спокойного с громким и тяжелым. У Teen Spirit был такой избитый рифф. Он был так похож на рифф "Louie, Louie"1. Когда я впервые показал остальным гитарную партию, Крист посмотрел на меня и сказал "Это просто смешно". Я заставил их играть ее на протяжении полутора часов.

RS: Откуда взялась строчка "Here we are now, entertain us"?

KC: Что-то вроде этого я говорил каждый раз, когда приходил на вечеринку. Часто ты находишься в комнате с толпой людей, и тебе скучно и некомфортно. Так что это было типа: "Ну мы пришли, развлекайте нас. Вы нас сюда пригласили".

RS: Что ты чувствовал, когда что-то написанное в шутку, как дань уважения одной из твоих любимых групп, становилось национальным гимном гранжа, не говоря уже о поворотном моменте на рынке молодежной музыки?

KC: На самом деле какое-то время с этой песней были связаны самые приятные моменты. Несколько лет были просто бесконечным праздником. Иметь возможность прыгнуть в толпу с гитарой, когда тебя проносят на руках до самых задних рядов и возвращают назад, не причинив никакого вреда - это было похоже на празднование чего-то, а чего - никто не мог понять. Но как только это попало в мейнстрим, все закончилось. Я просто устал заморачиваться по этому поводу. Это для меня непостижимо.

RS: Это ваш первый тур после осени 1991 г. Почему так долго не гастролировали?

KC: Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями и приспособиться к новым обстоятельствам. Все произошедшее так сильно по мне ударило, мне казалось, что нет необходимости отправляться в тур, потому что я зарабатываю целую кучу денег. Миллионы долларов. Продано 10 миллионов дисков - я думал, это такие большие деньги. Так что я решил, что буду сидеть дома и наслаждаться этим. Не хочу использовать это как оправдание, и об этом уже столько писали, но мои проблемы с желудком стали одной из главных причин, почему мы не гастролировали. Я жил с этим много лет. Но если тебя на протяжении 5 лет мучает хроническая боль, к концу пятого года ты буквально начинаешь сходить с ума. Я ни с чем не мог справиться. Я был шизофреничен, как мокрый побитый кот.

RS: Как ты думаешь, какая часть физической боли перешла в твои песни?

KC: Это жутковатый вопрос, очевидно, что если человека что-то мучает, это отражается в музыке, и иногда это может быть довольно полезно. Возможно, это помогло. Но я бы отказался от всего ради хорошего здоровья. Я решил дать это интервью через некоторое время после начала тура, и пока что это самый приятный тур из всех. Честное слово. Это не связано с тем, что мы играем на более крупных площадках и что больше людей целует нам зад. Причина в том, что желудок больше меня не беспокоит. Я могу есть, вчера я съел огромную пиццу. Здорово иметь такую возможность. Это поднимает дух. Но опять же, я постоянно опасаюсь, что если исчезнут проблемы с желудком, я не буду настолько креативным. Кто знает? (Пауза). На данный момент у меня нет новых песен. После записи каждого альбома, которые мы сделали на данный момент, у нас всегда оставалось в запасе 1-3 песни. И они обычно были довольно неплохими, они нам нравились, так что у нас всегда было на что опереться - потенциальный хит или что-то по крайней мере выше среднего. Так что следующий альбом будет по-настоящему интересным, потому что у меня абсолютно ничего не осталось. Я первый раз начинаю с нуля. Я не знаю, что именно мы собираемся делать.

RS: Одна из песен, которую вы убрали с альбома In Utero в последнюю минуту, называлась I Hate Myself and I Want to Die. Что буквально она означает?

KC: Буквально она означает шутку. Ничего больше. И это в какой-то мере повлияло на наше решение убрать ее. Мы знали, что нас не поймут, люди слишком серьезно относятся к таким вещам. Это абсолютная сатира, из разряда посмеяться над собой. Все думают, что я злобный зануда, раздражительный шизофреник, который спит и видит как бы убить себя. "Он всем недоволен". И я подумал, это будет прикольным названием. Я долгое время хотел назвать так альбом. Но я знал, что большинство людей не поймут этого.

RS: Доводили ли тебя когда-нибудь стресс, боль или ярость до такого состояния, когда ты действительно хотел убить себя?

KC: В течение 5 лет, когда у меня были проблемы с желудком, да. Я хотел убить себя каждый день. Много раз я был очень близок к этому. Сейчас я очень сожалею, что был таким тупым. Доходило до того, что во время тура я валялся на полу, меня рвало воздухом, потому что я не мог даже проглотить воду. А через 20 минут надо было играть концерт. Я пел и кашлял кровью. Так жить невозможно. Я люблю музыку, но что-то было неправильно. Так что я решил заняться самолечением.

RS: Даже в качестве сатиры, такая песня может задеть за живое. Сейчас много подростков, которые по каким-либо причинам действительно склонны к суициду.

KC: В нашей музыке много противоречий, и это одно из них. Песня сатирическая, и в то же время серьезная.

RS: Какие письма ты получаешь сейчас от фанатов?

KC: (Долгая пауза). Раньше я часто читал почту, мне было интересно читать письма. Но я был так занят записью альбома, съемками видео, туром, что не удосужился просмотреть ни одного письма, и я действительно сожалею об этом. У меня даже не хватило энергии, чтобы запустить собственный фэнзин, который был одним из способов, которым мы хотели бороться с негативными статьями в прессе, просто чтобы иметь возможность показать более правдивую сторону группы. Но это действительно нелегко. Должен признать, что я стал делать те же самые вещи, которые делают или вынуждены делать многие другие рок-звезды. Не отвечают на письма, не следят за современной музыкой, и я довольно оторван от мира. Внешний мир довольно далек от меня. Я невероятно счастлив, что имею возможность сходить в клуб. Буквально прошлым вечером у нас было свободное время в Канзас-Сити, и мы с Пэтом (Смиром) не имели ни малейшего представления, где мы находимся и куда пойти. Ну позвонили на местное радио и спросили, какие события происходят в городе. Они не знали! Так что мы наобум позвонили в один бар, и там играли Treepeople2 из Сиэтла. Я случайно встретил трех реально классных людей, невероятно клевых чуваков, которые играли в группах. Мы всю ночь тусовались с ними и отлично провели время. Я пригласил их к нам в отель. Они там переночевали. Заказал для них еду и напитки. Возможно, я перешел границу, стараясь быть гостеприимным. Но было так офигенно осознать, что я по-прежнему могу делать это, могу найти друзей. А я не думал, что это еще будет возможно. Несколько лет назад в Детройте мы играли в клубе, там было около 10 человек. А рядом за дверью - бар, и туда зашел Аксл Роуз с 10 или 15 телохранителями. Ходячая экстравагантность. Все эти люди раболепствовали перед ним. Если бы он просто зашел один, это не было бы большим событием. Но он хотел вызвать фурор. Ты создаешь внимание, чтобы привлечь внимание.

RS: На каком этапе сейчас твои отношения с Pearl Jam? Ходили слухи, что вы с Эдди Веддером собираетесь вместе появиться на обложке журнала Time.

KC: Я не хочу влезать в это. Одна из вещей, которые я усвоил, - критика других людей не приносит мне ничего хорошего. Все это очень печально, потому что эта история с враждой между Pearl Jam и Нирваной так долго мусолилась и почти уже намертво закрепилась в сознании людей.

RS: Никогда не было до конца понятно, из-за чего эта вражда с Веддером.

KC: Ее никогда не было. Я критиковал их, потому что мне не нравилась их группа. Я тогда не был знаком с Эдди. Это моя вина. Надо было критиковать звукозаписывающую компанию, а не их. Их выставили на продажу - возможно, не против их воли - но они не осознавали, что из них лепят очередную модную гранж-группу.

RS: Ты им сопереживаешь? Они подверглись такому же сильному давлению вслед за выходом своего альбома, как и вы.

KC: Да. Но я уверен, что они не лезли из кожи вон, чтобы бросить вызов своей аудитории, как мы с последним альбомом. Они в безопасности. Славная рок-группа, которую все любят. (Смеется). Боже, у меня в голове были гораздо лучшие цитаты на эту тему. Меня немного выбешивает, что мы изо всех сил стараемся сделать альбом из действительно стоящих песен, хороших настолько, насколько мы способны их сделать. Я потешу свое самолюбие, сказав, что мы лучше многих групп, существующих в данный момент. Я понял, что достаточно пары цепляющих песен на альбоме, а все остальное может быть дерьмом, и это прокатит. Если бы я был поумнее, я бы сохранил большинство песен с альбома Nevermind и растянул бы их на 15 лет. Но я не могу так. Все альбомы, которые мне нравятся, представляли собой собрание прекрасных песен, одна за другой: "Rocks" Aerosmith, "Never Mind the Bollocks" - Sex Pistols, Led Zeppelin II, "Back in Black" AC/DC.

RS: Ты как-то говорил, что являешься большим фанатом "Битлз".

KC: О да. Джон Леннон - мой любимый "битл", несомненно. Я не знаю, кто из них какие песни написал, но Пол Маккартни как-то мне не импонирует. Леннон явно был психически ненормальным. (Смеется). Так что я могу соотнести себя с ним. Я читал книги - хотя я очень скептически отношусь ко всему, что читаю, особенно в книгах о роке - и мне реально было его жалко. Он был заперт в этой квартире. Хотя он без ума любил Йоко и своего ребенка, его жизнь была заключением. Его лишили свободы. Это нечестно. В этом суть проблемы, которая появляется, когда ты становишься знаменитым - то, как люди относятся к знаменитостям. Это нужно изменить. Действительно нужно. Как бы ты ни старался, все равно выходит, что ты просто ведешь себя как псих. Я могу понять, что чувствует человек в таких обстоятельствах, как он практически становится одержимым. Но так трудно убедить людей ослабить пыл. Просто спокойнее к этому относиться, иметь немного уважения к известным людям. В конце концов, все мы срем (смеется).

RS: In Utero, пожалуй, самый долгожданный, обсуждаемый и спорный альбом 1993 года. Не возникало ли у тебя ощущения во время всей кутерьмы с изменением названия и треков и шумихи в прессе, затеянной Стивом Альбини, что это все просто глупо? В конце концов, это же просто альбом.

KC: Да. Но я привык к этому (смеется). Пока мы делали альбом, ничего не происходило. Мы сделали его очень быстро. Все основные треки были сделаны за неделю. Я записал 80% вокала за один день, примерно за 7 часов. Я просто был в ударе. У меня был удачный день, и я воспользовался этим.

RS: Так в чем была проблема?

KC: Дело было не в песнях, а в продюсировании. Мы очень долго не могли понять, в чем проблема. Мы не имели представления, почему мы не чувствуем ту же энергию, что была на Nevermind. И в конце концов пришли к выводу, что вокал был недостаточно громким и бас абсолютно неразличим. Мы не могли расслышать ни одной ноты из партий Криста. Думаю, на In Utero было несколько песен, которые можно было еще усовершенствовать. Точно Penny Royal Tea. Она была записана неправильно. С ней что-то не то. Ее стоило записать, как Nevermind, я знаю, что это сильная песня, хит-сингл. Мы подумываем о том, чтобы перезаписать ее или ремикшировать. Этот альбом действительно какой-то странный. Я никогда не был в таком замешательстве, но в то же время никогда не был так удовлетворен тем, что мы делали.

RS: Давай поговорим о песнях. Твои лучшие песни - Teen Spirit, Come As You Are, Rape Me, Penny Royal Tea - все начинаются с тихого мрачного куплета, а затем идет мощный припев, который приколачивает тебя к земле. В каком порядке они возникают в твоей голове - сначала куплет, а потом убийственный припев?

KC: (Длинная пауза, потом улыбается). Не знаю. Правда не знаю. Наверное, я начинаю с куплета, затем идет припев. Но я так устал от этой формулы. А это действительно формула. И здесь не так уж много вариантов. Мы овладели ей. Но нам всем она порядком надоела. Это динамичный стиль. Но я использую только два типа динамики. Я мог бы использовать намного больше. Крист, Дэйв и я работали над этой формулой - от тихого к громкому - так долго, что это буквально наскучило. Все происходит примерно так: "ОК, у меня есть рифф. Во время куплета я сыграю его тихо, без дисторшна. А теперь давайте включим дисторшн и посильнее ударим по барабанам". Я хочу научиться чему-то новому, пробовать разные варианты, что-то почти психоделическое, но с более четкой структурой. На самом деле это непросто, и я не знаю, способны ли мы на это как музыканты.

RS: Такие песни как Dumb и All Apologies показывают, что ты ищешь способ воздействовать на людей, не прибегая к помощи громких гитарных эффектов.

KC: Абсолютно верно. Жаль, что мы не написали больше подобных песен на других наших альбомах. Даже включить "About a Girl" в альбом Bleach было рискованно. Мне всегда нравилась поп-музыка, R.E.M., разная музыка 60-х. Но было большое давление со стороны андеграудной сцены - прямо как в школе. И поставить поп-песню в стиле R.E.M. на гранж-альбом в таких условиях было рискованно. Нам не удалось показать более легкую, динамичную сторону нашей группы. Громкий рев гитары - вот что хотят слышать тинейджеры. Нам нравится так играть, но я не знаю, сколько еще я смогу орать на пределе возможностей каждый вечер, в течение года. Иногда думаю, хорошо было бы избрать путь Боба Дилана и петь так, чтобы не срывать голос каждый вечер.

RS: Так какое будущее у Нирваны?

KC: Я не могу заглянуть в будущее и сказать, что смогу играть песни Нирваны через 10 лет. Это невозможно. Я не хочу быть как Эрик Клептон. Я не принижаю его достоинств и очень его уважаю. Но я не хочу подстраивать песни под свой возраст (смеется).

RS: Песня с In Utero, которая вызвала больше всего противоречий, - Rape Me. У нее блестящий хук, но название и текст вызвали возмущение не только со стороны пугливых ди-джеев, но и некоторых женщин, которым показалось, что довольно бесцеремонно использовать так непринужденно такое сильное подстрекательское слово.

KC: Я понимаю эту точку зрения, часто с ней сталкивался. Я то сожалею об этом, то пытаюсь защищаться. Вообще-то, я хотел написать песню на тему насилия в защиту женщин. Последние пару лет люди так ломали головы над смыслом наших песен, над тем, что мы пытаемся донести, что я решил быть настолько прямым, насколько возможно. Как еще более четко я должен выразить свою мысль? Насколько большими надо сделать буквы? Да, это не очень приятный образ. Но женщина, которую насилуют, которая в бешенстве от этой ситуации, как бы говорит: "Давай, изнасилуй меня, ты свое получишь". Я твердо верю в карму, в то что ублюдок получит то, что заслуживает, в конце концов. Его поймают, посадят в тюрьму, где его изнасилуют. Ему будет еще хуже.

RS: Что подумала об этой песне твоя жена Кортни?

KC: Думаю, она поняла. Возможно, я объяснил ей лучше, чем вам. Я также хочу подчеркнуть, что я действительно никоим образом не пытался спровоцировать кого-то. Это последнее, чего бы я хотел. Мы сделали эту песню не для того, чтобы позлить родителей и настроить против себя феминисток, ничего подобного. Я просто испытываю безграничное презрение к тем, кто делает такие вещи с женщинами. Так я выражаю свою мысль: рано или поздно каждый получит то, что заслуживает.

RS: Когда тебя арестовали по обвинению в домашнем насилии этим летом, Кортни сказала полиции, что ты хранишь дома оружие. Почему ты чувствуешь, что тебе нужно вооружиться?

KC: Мне нравятся ружья. Я просто люблю стрелять.

RS: Где? Во что?

KC: (Смеется). В лесу, на стрельбище. Это не официальное стрельбище, но там разрешается стрелять. Там очень большая скала, так что нет опасности задеть кого-нибудь. На километры вокруг ни души.

RS: Тебе не кажется опасным держать оружие в доме, в непосредственной близости от Френсис?

KC: Нет. Оружие для защиты. У меня нет телохранителей. А убивают и обворовывают и гораздо менее известных людей, чем я или Кортни. Вор может случайно выбрать для нападения именно наш дом. У нас есть система безопасности. Вообще у меня одно ружье заряжено, но оно находится в безопасном месте, в коробке высоко на полке, куда Френсис никогда не доберется. Еще есть М16, я люблю пострелять из него. Это единственный вид спорта, который мне когда-либо нравился. Я не помешан на этом и даже не сказал бы, что одобряю. На самом деле я не придаю этому никакого значения.

RS: Как Кортни относится к тому, что ты хранишь оружие в доме?

KC: Она была со мной, когда я покупал их. Я бы не смог остановить грабителя, вооруженного ружьем или ножом. Но я не собираюсь стоять и смотреть, как мою семью убивают или насилуют у меня на глазах. В этом случае я бы долго не думал, прежде чем размозжить чью-то голову. Оружие для оборонительных целей. А иногда просто прикольно выйти и пострелять. (Пауза). По мишени. Я хочу прояснить этот момент (смеется).

RS: Считается, что если человек продал несколько миллионов альбомов, то он живет на широкую ногу. Насколько ты богат? Насколько богатым ты себе чувствуешь? Где-то писали, что ты хотел купить новый дом и построить там домашнюю студию, но твой бухгалтер сказал, что ты не можешь себе этого позволить.

KC: Да, не могу. Я буквально недавно получил чек с авторскими гонорарами за Nevermind, с довольно круглой суммой. Хотя это довольно странно, на самом деле. Когда мы стали продавать кучу дисков Nevermind, я думал "Боже, я заработаю 10 миллионов долларов, 15 миллионов". Но это не так. Мы не буржуйствуем. Я все так же ем макароны с сыром - потому что люблю их. Я привык к такой еде. Мы не экстравагантные люди. Я не осуждаю тех, кто считает человека, продавшего 10 миллионов дисков, миллионером, устроенным до конца своей жизни. Но это не соответствует действительности. Я потратил миллион долларов в прошлом году и не имею представления, на что. Серьезно. Я купил дом за 400.000$. На налоги ушло еще 300.000$, примерно. Что еще? Дал взаймы маме. Купил машину. И все.

RS: Особо и нечем похвастаться с этого миллиона.

KC: Это удивительно. Одной из причин, по которой мы не отправились в тур, когда Nevermind получил популярность в Штатах, было то, что я думал: "Да нахер это все, зачем мне нужен тур? У меня эта долбаная хроническая боль в желудке, я могу умереть прямо во время тура, я продаю кучу дисков и могу жить до конца своих дней на проценты с миллиона долларов". Но не имеет смысла даже пытаться объяснить это 15-летнему подростку. Я бы сам никогда в это не поверил.

RS: Тебя не беспокоит то, что твоя работа, образ жизни и непрекращающаяся война с суперпопулярностью могут повлиять на Фрэнсис? Кажется, сегодня она с удовольствием расхаживала по гримерке, но для ребенка это странный мир.

KC: Меня это беспокоит. Кажется, что она привязывается почти ко всем. Она любит всех. Мне грустно, что ей приходится так много ездить. У нас две няни, одна на постоянной основе и еще пожилая женщина, которая приходит на выходных. Но когда мы берем Френсис в дорогу, она все время в окружении людей, и у нее не так уж часто есть возможность погулять в парке. Мы стараемся изо всех сил, покупаем ей развивающие игры. Но это совершенно другой мир.

RS: В песне Serve the Servants ты поешь: I tried hard to have a father/But instead I had a dad (Я очень хотел иметь отца, но вместо этого у меня был папа). Ты не боишься, будучи отцом, совершить те же ошибки, какие совершили твои родители?

KC: Нет. Я абсолютно спокоен по этому поводу. Мы с отцом совершенно разные люди. Я знаю, что гораздо больше способен на выражение любви, чем он. Даже если мы с Кортни когда-нибудь разведемся, я никогда не позволю довести ситуацию до того, что мы будем ругаться на глазах у дочки. Такие вещи могут испортить ребенка, и они случаются из-за того, что родителям не хватает мозгов. Не думаю, что Кортни и я настолько отмороженные. Нам всю жизнь не хватало любви, и мы в ней так нуждаемся, что если у нас и есть какая-то цель, так это дать Френсис столько любви и поддержки, на какие мы только способны. Уж в чем, а в этом я точно уверен.

RS: Что происходило между участниками группы за прошедший год?

KC: Когда я принимал наркотики, отношения были довольно плохие. Мы не общались. Крист и Дэйв не понимали моего увлечения наркотиками. Они никогда с ними не сталкивались. Они думали о героине то же самое, что думал я до того, как начал принимать его. Это все действительно было очень грустно. Мы подолгу не разговаривали вообще. Они представляли худшее, как и большинство людей, и я не виню их за это. Но все было не так плохо, как казалось. С тех пор, как я чист, отношения более-менее нормализовались. Правда с Дэйвом не все гладко. Я все еще немного беспокоюсь из-за него, ему кажется, что его могут заменить в любое время. Он до сих пор чувствует, как будто он…

RS: Не сдал экзамен?

KC: Да. Я не понимаю этого. Я стараюсь хвалить его так часто, как могу. Я не очень щедр на комплименты, особенно на репетициях. "Давайте сыграем эту песню, теперь эту песню, давайте еще раз". И все. По-моему, Дэйв относится к тому типу людей, которых периодически нужно подбадривать. Я заметил это, так что стараюсь делать это почаще.

RS: Так что, ты всеми командуешь?

KC: Ну да. Я спрашиваю их мнение. Но в конечном итоге сам принимаю решение. Мне всегда не по себе, когда я говорю так, это звучит эгоистично. Мы никогда не спорили. Дэйв, Крист и я никогда не орали друг на друга. Никогда. И не потому, что они боятся оспорить что-то. В конце концов, мы всегда приходим к одинаковым заключениям.

RS: Бывали ли у вас хотя бы жаркие дискуссии?

KC: Да, по поводу авторских отчислений. Я пишу все тексты, большую часть музыки. Я получаю 75%, они - все остальное. По-моему, это честно. Но когда поднялся этот вопрос, я сидел на наркотиках. И они подумали, что я могу захотеть большего. Они боялись, что я выживу из ума и поставлю их на оклад или что-то типа того. Но даже тогда мы не кричали друг на друга. Все остальное мы поделили поровну.

RS: Учитывая твое нежелание играть Smells Like Teen Spirit и писать одинаковые песни снова и снова, представляешь ли ты время, когда Нирваны не будет? Что ты попытаешься сделать что-то в одиночку?

KC: Не думаю, что я когда-нибудь смогу сделать соло-проект, проект Курта Кобейна. Но я бы хотел поработать с людьми, которые работают в совершенно, абсолютно противоположном направлении, чем то, что я делаю сейчас. Хочется чего-то необычного.

RS: Это не предвещает ничего хорошего для будущего Нирваны и того формата музыки, в котором вы играете.

KC: Это то, на что я вроде как намекаю в течение всего этого интервью. Мы практически выдохлись. Мы дошли до того этапа, где начинаем повторяться. Нет чего-то, чего бы ты с нетерпением ждал. Наши лучшие времена были в самом начале выхода Nevemind, когда у нас был американский тур и мы играли в клубах. Везде были аншлаги, альбом становился все популярнее, и в воздухе витало такое невероятное чувство, такая сумасшедшая энергетика. Происходило что-то по-настоящему особенное. Мне очень не хочется говорить это, но я не вижу, что эта группа выпустит еще больше пары альбомов, если мы действительно не начнем серьезно экспериментировать. Давайте посмотрим правде в глаза. Когда одни и те же люди делают одну и ту же работу, они ограничены. Я действительно заинтересован в том, чтобы учиться чему-то новому, и знаю, что Крист и Дэйв тоже. Но не знаю, способны ли мы делать это вместе. Я не хочу выпустить еще один альбом, который будет звучать так же, как предыдущие три. Я знаю, что мы выпустим еще один альбом, по меньшей мере, и примерно представляю, как он будет звучать: довольно воздушный, акустический, вроде последнего альбома R.E.M. Если бы я только мог написать хотя бы пару таких же хороших песен, как они… Не знаю, как они это делают. Боже, они лучшие. Они справились со своим успехом как святые, и продолжают создавать великолепную музыку. Это то, что я на самом деле хотел бы видеть у нашей группы. Мы оказались в тупике. К нам приклеили ярлык. Что такое R.E.M.? Университетский рок? Я бы не сказал так однозначно. Термин гранж такой же привязчивый как New Wave. От него не отделаешься. Он скоро устареет. Приходится рисковать и надеяться, что либо тебя примет совершенно другая аудитория, либо твоя старая аудитория вырастет вместе с тобой.

RS: А что если они просто скажут: "Мы не врубаемся в это, проваливайте!"

KC: О, ну что ж (смеется). Пошли они нахер.


1 Легендарная песня, написанная афро-американским певцом Ричардом Берри в 1955 г. в стиле ямайской баллады. Имеет множество каверов и версий.
2 Альтернативная рок-группа, имевшая популярность в Сиэтле в конце 80-х начале 90-х годов, распалась в 1994 г.


:::: Источник: NirvanaClub.com
:::: Перевод: Ю-ла специально для www.NirvanaOne.ru